Газонокосильщик [сборник] - Стивен Кинг

— И там было слишком много чуланов.

— Тот год был лучшим для нас. Я бы отдал все пальцы правой руки, чтобы его вернуть. Да, война во Вьетнаме все еще продолжалась, хиппи по-прежнему бегали голышом, и ниггеры качали права, но нас это не касалось. Мы жили на тихой улице с милыми соседями. Мы были счастливы. Я спросил Риту, не боится ли она. Мол, беда не приходит одна, вдруг дьявол тоже троицу любит, и все такое… Она ответила, что мы — другое. Что Энди особенный. Сказала, что Господь его защитит. В последний год что-то изменилось. Дом… сделался другим. Я даже стал оставлять ботинки в прихожей, потому что мне не хотелось открывать встроенный шкаф. Я все думал: а что, если оно там? Что, если оно уже изготовилось и прыгнет на меня, как только я открою дверцу? Мне стали мерещиться чавкающие звуки, словно в шкафу ворочалось что-то черно-зеленое и склизкое. Рита волновалась, не переутомляюсь ли я на работе, я начал на ней срываться, кричать — все, как прежде. Каждое утро, отправляясь на работу, я до рези в животе боялся оставлять их одних, но все же радовался, что ухожу. Прости меня, Господи, я радовался, что ушел. Мне стало казаться, что оно на какое-то время потеряло нас из-за переезда. Хлюпало ночами по улицам, искало нас, может, ползало по канализации. Вынюхивало, где мы. И вот, через год, нашло. Оно вернулось. Ему нужны были Энди и я. Мне стало казаться, что чем больше думаешь о чем-то, тем реальнее оно становится. Может, все чудовища, которых мы боялись в детстве, Франкенштейн, Мумия и всякие оборотни, может, они были реальными, достаточно реальными, чтобы убить детей, которых потом находили мертвыми на дне оврага, которые тонули в озерах… или которых вообще не находили. Может…

— Мистер Биллингс, ваш рассказ… Вы решили не продолжать?

Лестер Биллингс долго не произносил ни слова — цифровые часы натикали две минуты. Потом он выпалил:

— Энди умер в феврале. Риты тогда не было дома. Ей позвонил отец. Ее мать попала в аварию в первый же день нового года, и врачи сказали, что она вряд ли выживет. Рита уехала тем же вечером. Ее мать не умерла, но пробыла в критическом состоянии достаточно долго, два месяца. Я нанял очень хорошую женщину, днем она сидела с Энди. Ночью мы были вдвоем. И двери чуланов продолжали открываться.

Биллингс облизнул пересохшие губы.

— Ребенок спал в одной комнате со мной. Забавно даже: когда ему исполнилось два года, Рита спросила, не хочу ли я укладывать его в отдельной комнате. Доктор Спок или кто-то еще из этих шарлатанов писал, что детям вредно спать с родителями. Вроде как у них какие-то травмы на почве секса образуются и все такое. Но мы никогда не занимались ничем таким, пока ребенок не засыпал. И я не хотел переселять его. Я боялся. После Денни и Ширл.

— Но вы его все-таки переселили? — спросил доктор Харпер.

— Да. — Биллингс улыбнулся диковатой, больной улыбкой. — Переселил.

Снова пауза. Биллингс пытался заставить себя говорить.

— Мне пришлось! — выпалил он наконец. — Мне пришлось! Все было нормально, пока Рита была в доме, но дальше все покатилось. Сначала… — Он поднял взгляд на Харпера и ощерился в дикой улыбке: — Ну, вы же не верите. Я знаю, что вы думаете: «Еще одна забавная история болезни». Я знаю. Но вас там не было, вшивый вы мозгоправ. Однажды ночью все двери в доме распахнулись настежь. Утром я увидел, что от входной двери к шкафу с зимней одеждой тянется влажный след из земли и слизи. Оно вышло на улицу? Вошло в дом? Понятия не имею. Ради всего святого, откуда мне знать! Все пластинки поцарапаны и вымазаны слизью, зеркала разбиты. И звуки… эти звуки…

Он взъерошил волосы пятерней.

— Просыпаешься в три часа ночи, всматриваешься в темноту и сначала думаешь: «Это просто часы». Но в глубине души ты понимаешь, что это медленно ползет. Такой мокрый, сосущий звук, какой иногда раздается из слива раковины. Или легкий треск, словно кто-то провел когтями по железной решетке. И ты закрываешь глаза с мыслью — если один только звук так пугает, то каково это увидеть ?! И ты не перестаешь прислушиваться: вдруг этот звук на мгновение стихнет, а потом раздастся смех, прямо над твоим лицом, и ты ощутишь дыхание с запахом гнилой капусты, а потом и хватку на горле.

Биллингс побледнел и заметно дрожал.

— Поэтому я оставил его в другой комнате. Я знал, что оно придет за ним, потому что он слабее. Так и случилось. В первую же ночь он начал кричать. Когда я наконец набрался смелости его проведать, Энди стоял в кроватке и верещал: «Папа, там Бука… Бука. Хатю к папе, к папе».

Биллингс перешел на тонкий, детский голосок. Его глаза словно заполнили лицо целиком, он даже, казалось, уменьшился в размерах.

— Но я не смог, — продолжал он ломающимся дискантом, — я не смог. Через час Энди опять закричал. Отвратительный, булькающий крик. Я понял, что действительно любил его, поскольку помчался туда… я даже не включил свет, я бежал, бежал, бежал, о Господи, оно схватило Энди; оно трясло его, дергало, как собака треплет старую тряпку. Я видел эти кошмарные покатые плечи и голову огородного пугала, я чувствовал запах… запах мыши, издохшей в пустой бутылке. Я слышал… — Он замолк, а потом его голос снова стал прежним, взрослым. — Я слышал, как сломалась шея моего сына. — Теперь его голос был спокойным и мертвым. — Она хрустнула, как хрустит лед деревенского пруда под коньками катающихся.

— И что потом?

— Я сбежал, — сказал Биллингс все тем же холодным, безжизненным тоном. — Пошел в круглосуточное кафе и выпил шесть чашек кофе. Потом вернулся домой. Уже светало. Я вызвал полицию, даже не поднимаясь в детскую. Энди лежал на полу и смотрел на меня, обвиняя. Из его уха вытекло немного крови. Одна капелька. И дверь чулана была приоткрыта. Чуть-чуть.

Он замолчал. Харпер посмотрел на часы. Прошло пятьдесят минут.

— Запишитесь на прием у сестры, — сказал он. — Лучше сразу на несколько приемов. Вторник и четверг вас устроят?

— Я хотел лишь рассказать свою историю, — ответил Биллингс. — Снять груз с души. Я ведь совран полиции. Сказал, что Энди, наверно, пытался вылезти ночью из кроватки, и… они клюнули. Случайная смерть, обычное дело. Но Рита поняла. Рита наконец… поняла. — Он прикрыл глаза рукой и заплакал.

— Мистер Биллингс, нам нужно о многом поговорить, — произнес доктор Харпер после короткой паузы. — Думаю, мне удастся избавить вас от чувства вины хотя бы частично, но для начала вам нужно этого захотеть.

— Вы что думаете, я против ?! — выкрикнул Биллингс.

Харпер увидел его красные, мокрые, несчастные глаза.

— Увидим, — тихо ответил он. — Вторник и четверг. Согласны?